●Моя жизнь до войны
Я родилась в 1921 году в деревне Тонога, в уезде Ямагата в префектуре Хиросима (потом её переименовали в Какетё, а сейчас это Аки Отатё). 

Примерно в 1940–м или 1941–м году родители отправили меня на обучение к очень строгой, по слухам, и очень известной, тоже по слухам, преподавательнице этики, в деревню Цуцугасон (сейчас это Аки Отатё).  Мы все, ее ученики, жили при ней в её доме и изучали искусство приготовления чая и составления композиций из цветов, а также искусство общения и этикета.  Теперь я понимаю, насколько это обучение пригодилось мне в дальнейшей жизни.   Прошло несколько лет, и наша знаменитая преподавательница скончалась.  Меня вызвал к себе  Управляющий делами образования деревни Цуцугасон и поручил мне  продолжить её дела.  Я начала преподавать ученикам этику, и совет  деревни мне аккуратно выплачивал зарплату.  Для меня это был неплохой заработок.  

Через некоторое время я познакомилась с племянником главы деревни  Кавамото Хисаси.  В мае 1944 года мы поженились.  Мой отец тогда  как раз работал в совете деревни, и с его помощью мы и нашли друг  друга.  После женитьбы мы переехали в Хиросиму, на улицу Хидзияма  Хонмати, где жили вчетвером с родителями мужа, свёкром Камэ Сабуро   и свекровью Сэкиё, вблизи от моста Цуруми.  Муж занимался торговлей  часов, но так как в нашем районе уже было несколько таких магазинов, а  больше открывать не разрешалось, то он уехал работать в другой город.  Во время войны порядки были строгие, не разрешалось даже, чтобы в  доме оставалось две женщины для ведения хозяйства.  Было такое время, что «женщины тоже должны работать !», и я уже на второй месяц после свадьбы пошла работать на оружейный завод военной пехоты в Касумитё,  где работал мой свёкор.

●До атомного взрыва 
Род моего мужа так же, как и мой, был из деревни Тоногамура.  Свекровь 3–го августа собиралась ехать в деревню, но утром её планы    изменились, и она сказала: «Езжай-ка ты сначала одна, а я поеду попозже  и остановлюсь там дней на десять, на Обон (дни поминовения усопших) » , – и до пятого числа отпустила меня в родительский дом в Тоногамуру.  Я была уже на мосту Цуруми, и тут вижу, что свекровь бежит за мной.  Она дала мне очень хороший зонтик от солнца, и попросила оставить  его дома, в деревне, так как в Хиросиме неизвестно что произойдет,  может, и бомбить будут, а там он лучше сохранится.  «Передай привет  от меня отцу и матери, и не забудь, что 5–го числа мы ждём тебя  обратно! », – сказала она мне, и эти слова оказались её последними  словами, хотя тогда я этого ещё и предположить не могла.  Мне было  так хорошо дома, что хотелось остаться ещё хоть чуть–чуть подольше,  побыть ещё немного с родней, и я решила, что поеду на последнем  ночном автобусе.  Но когда собралась ехать, оказалось, что трамваи  отменили, и добираться до вокзала было не на чем.  Ничего не оставалось делать, как опять вернуться домой.  Мой отец увидел меня и отругал:  «Нельзя быть человеком, не умеющим держать своё слово!    Стыдно перед матерью и отцом мужа! », – и послал семье Кавамото срочную телеграмму о том, что завтра обязательно отправит меня назад.

●События с 6–го по 9–е августа
Так как я задержалась на один день, надо было бы поторопиться, но я  снова провозилась с утра (6–го августа), и не успела рано выехать из  дома.  Если бы я тогда выехала пораньше, я бы попала прямо под  атомную бомбу.  Настало 8 часов 15 минут.  Что–то сильно сверкнуло,  и сразу обрушился такой огромный звуковой удар, что земля под ногами  вздрогнула.  Откуда ни возьмись, вдруг прилетели и начали падать  обгоревшие обрывки бумаги, каких-то документов, кое–где можно было разобрать слова « . . . г. Хиросима », и я поняла, что в Хиросиме что–то  случилось.  Через некоторое время пришло сообщение, что в Хиросиме произошло нечто ужасное, непоправимое.  Я сразу хотела ехать туда, но отец меня остановил, сказав, что в такое время женщинам и детям по  улицам ходить не следует, и что сначала он сам сходит и посмотрит, что  там случилось, и отправился пешком в Хиросиму.  Сначала он пошёл к  нам, в дом Кавамото, на улицу Хидзияма Хонмати, но там всё сгорело, и  на месте пожарища была воткнута доска с надписью : «мы в общежитии  оружейного завода».  Он пошёл туда и нашёл там мужа и его родителей.  К сожалению, у свекрови был ужасно сильный ожог, она очень мучилась   и душа уже чуть держалась в ней.  После этого отец направился в дом  моего дяди, на улицу Восточная Хакусима.  Дом был совершенно  разрушен, и родственники наши ушли оттуда в сторону района Кои.  Мой  двоюродный брат погиб во время работ по разбору зданий, куда был  мобилизован вместе со школой. 

Отец обошёл всех родных и вернулся в Тоногамуру.  Узнав от него,  что муж с родными находится в общежитии оружейного завода, утром 8 –го августа я с пересадками на автобусе и поезде отправилась в  Хиросиму.  По пути я увидела, что площадь перед станцией городка  Кабэ была усыпана израненными людьми, находящимися при смерти.   

Искавшие своих родных люди наклонялись над ними и окликали по  имени, но из лежащих ни у кого не было силы даже откликнуться.   Увидя  у себя перед глазами столько искалеченных людей, я ещё больше стала переживать за свою семью.

Поезд остановили на вокзале Митаки, и нас всех высадили.  Оттуда  я отправилась пешком в общежитие оружейного завода, неся сумки с  продуктами из родного дома:  рис и солёные сливы.  Но как и куда  идти было совершенно непонятно: передо мной простиралось  выжженное поле, и зданий, по которым я собиралась ориентироваться, не было вообще.  Я блуждала в поисках нужного направления.  Увидев в стороне огонь, я подумала, что там кто–то есть, и подошла, чтобы  спросить дорогу.  Оказалось, что это жгли труп.  Трупы жгли везде: и  на мосту, и у дороги, и на рисовых полях; жгли без разбора, где придётся.  Глядя на горевшие трупы, я уже ничего не ощущала, даже запаха.  Думаю,  что от ужаса происходящего чувства мои совершенно притупились.
  
До общежития я, наконец, добралась только в три часа ночи 9–го  августа!  К тому времени свекровь уже скончалась, но после её смерти  прошло всего несколько часов, и труп её ещё не вынесли.   Во время  атомного взрыва свекровь была в огороде, практически всё тело было  обожжено, а подбородок и грудь сгорели и отпали вообще.  Смотреть на  это было невыносимо больно!  Свёкор говорил, что до этого она всё  время стонала, но тут затихла.  Он поднёс свечу, и при её слабом свете  увидел, что жена умерла.  На следующий день он сколотил деревянный  гроб.  Мы положили в него свекровь и сожгли её на картофельном поле.

●Смерть мужа 
Муж мой в момент взрыва находился в доме и не получил ни ожогов,  ни даже заметных, на первый взгляд, ранений.  Он выбежал из дома  только тогда, когда с огорода услышал отчаянный крик матери, и побежал  к ней на помощь.
  
Утром 15–го августа я проснулась очень рано, в пять часов.  Муж, не вставая с постели, сказал мне :  «Что ты так рано, спи ещё . . .».  Но    тот день был седьмой со дня смерти свекрови, и я решила приготовить  сласти (из риса), чтобы преподнести ей, и сварить рисовую кашу для нас троих на завтрак.  Когда всё было готово, я позвала мужа к столу, но мне никто не ответил.  «Странно»,– подумала я, и пошла к нему в маленькую комнатку, где он спал вместе с отцом.  Муж был мёртв.  Даже его отец не заметил, когда он скончался.  Мухи летали над ним, и чтобы как можно быстрее его сжечь, мы написали в «заявлении о смерти», что он умер не 15 –го, а 14–го числа, и в тот же день сожгли его тело.   И для него тоже мой свёкор сколотил гроб, положил его туда, и мы его понесли.   В прошлый раз, когда свёкор поджигал труп жены, его трясло так, что он едва держал себя в руках, и поэтому на этот раз он отказался, и попросил, чтобы я сама подожгла труп мужа.  Но поджигать тело человека, который утром ещё был жив, для меня было таким потрясением, что всё моё сознание безумно сопротивлялось этому.   Время шло, нужно было зажигать.  Застывшими руками я чиркнула спичкой, и он загорелся.  Находиться там, рядом, уже не было никаких сил.  Я рванулась бежать, но ноги стали как ватные, я даже не смогла идти.  Пришлось оттуда уходить ползком.  И я поползла.  Везде жгли трупы, земля была горячая, и когда я доползла на четвереньках до дома, мои ладони, колени, ноги были в ожогах. 

На следующий день я пошла забирать прах мужа.  Прямо надо мною в небе пролетел вражеский самолёт, но, к моему удивлению, не было ни предупреждения о воздушной тревоге, ни сирены.  «Вот так дела!», – подумала я.  Тогда я ещё не знала, что война уже закончилась. 

●Цианистый калий для самоубийства
На оружейном заводе женщинам-сотрудницам раздавали цианистый  калий на тот случай, если возникнет угроза изнасилования со стороны  американских солдат.  Нужно было его выпить, чтобы не отдаться  живыми, ведь это считалось очень неприличным.  Когда мой муж умер,  мне стало так тоскливо, что я решила выпить этот яд.  Свёкор пошёл      подавать заявление о смерти мужа, а я в это время набрала воды, и уже  собиралась насыпать в рот цианистый калий, как вдруг представила себе,  что же с ним будет, когда он вернётся и вдобавок ко всему найдёт  мёртвой ещё и меня.   В голове у меня прояснилось.  «Нет, я не должна  умирать: свёкор болен, и я должна ухаживать за ним! », – сказала я себе и оставила затею с ядом.  Я отрезала свои длинные волосы, и положив их к мужу в гроб, сказала:  «Прости меня, но себя я тебе преподнести не могу, поэтому отдаю тебе это, от всего сердца», – и сожгла их вместе с мужем.  Думаю, что если бы не было свёкра, я бы тогда выпила цианистый калий . 
  
После своего возвращения в родную деревню Тоногамура, я этот яд  бережно хранила, но потом решила, что если он останется у меня в руках,  ни к чему хорошему это не приведёт, и попросила своего единственного  младшего брата его сжечь.  Тот запах, запах горящего цианистого калия,  нельзя было сравнить ни с чем. 

●Смерть свёкра
Когда грянул атомный взрыв, свёкор был на работе на оружейном  заводе.  Он получил сильный ожог спины, поэтому всегда спал только  на животе.  После смерти мужа я хотела увезти его к себе в деревню, но 25–го августа он скончался.  Мне было всего 24 года, но я уже успела потерять и свекровь, и мужа, и свёкра и осталась совсем одна.  Я думала, что лучше теперь было бы и мне умереть.  Но у меня оставался ещё один невыполненный долг: я должна была отвезти прах всех троих к ним на родину и отдать их близким, поэтому умирать я не имела права.

●В деревню Тоногамура
Только 6–го сентября с прахом мужа и его родителей я, наконец,  добралась до родной деревни Тоногамура.  Родственники помогли мне  провести похороны.  К тому времени я очень похудела, здоровье моё пошатнулось, и родители с братьями ухаживали за мной.  Именно благодаря им я до сих пор жива.  Родители и братья – это, действительно, дар небесный.   Каждый день все вместе мы садились за стол, и, глядя на них, я тоже стала помаленьку есть.  Тогда были времена, когда есть было нечего, и хотя я голода не ощущала, но я понимала, что так долго голодать вредно.  Я заставляла себя принимать пищу через силу.  Может, именно это меня и спасло.
 
Потом я с отцом несколько раз ездила в Хиросиму.  Однажды я долго шла пешком по дороге, разбитой тайфуном Макурадзаки, поэтому совершенно выбилась из сил.  Вдруг в городе ко мне привязался и никак не отставал один иностранный военнопленный.  Я убегала изо всех сил, и мне было так страшно, что я не могу забыть тот страх до сих пор. 

●Второй брак
В 1957–м году я повторно вышла замуж.  У моего мужа уже было  трое своих детей, самому младшему тогда только исполнилось два годика. Опыта в воспитании детей у меня не было никакого.  Сначала я даже  решила отказаться от предложения, но когда мы встретились и я увидела  их, они мне показались такими хорошенькими.  «Своих детей у меня,  скорее всего, уже не будет, а жить с ними и воспитывать их, наверное,  будет интересно », – подумала я , и решила выйти замуж.

●Состояние здоровья
Состояние моего здоровья приносит мне много хлопот.  Я одновременно стою на учёте у нескольеих врачей.  Если я иду к зубному вырывать зуб, то должна вести с собой на приём и врача терапевта, потому что, когда начинается кровотечение, его уже трудно остановить.

Примерно семь лет назад, в 2001–м году, мне сделали операцию по  удалению рака яичников.  Но рак перешёл на кишечник, и пришлось  провести ещё одну тяжёлую операцию.   Мне вырезали 50 сантиметров  кишечника!  Считается, что рак яичников очень трудно вылечить, а у  меня еще и метастазы пошли в кишечник.  Думаю, что я чудом выжила.
 
Когда у меня был рак яичников, вся еда казалась горькой, и когда я  снова почувствовала этот вкус, испугалась и сразу пошла к врачу на  обследование.  Оказалось, что у меня кишечная непроходимость, и меня снова положили в больницу.

●Последствия облучения
Хотя я обошлась без прямых ожогов от ядерного взрыва, мухи,  видимо, как–то успели отложить яйца в раны, и из разных частей тела:  из  из-подкожи рук, ног, спины стали выползать черви.   Было так больно,  как будто оводы жалили.  До сих пор на спине у меня остались глубокие шрамы, похожие на дыры.  Мне стыдно раздеться, и в общую баню я не хожу. 

В больнице на осмотре тоже, как только доктор видит мою спину, сразу спрашивает, что это у меня.  Все думают, что это ожоги от прямого облучения, но это не так.
  
Думаю что Мир – это очень важная вещь, а войны не должно быть  вообще.  Даже дома, в семье, не очень приятно ругаться и ссорится,  поэтому нужно приложить все усилия, чтобы разлада между людьми всего мира не стало !