●События до 6 –го августа 
В то время я жила на улице Ками Тэнма.  Семья наша состояла из  четырёх человек :  мать, старший брат, старшая сестра и я.  Мой отец, Омоя Тосио, в 1938 году погиб на войне в Китае.   Тогда я была ещё маленькая, и лицо отца помню только по фотографии.   Дома висел его портрет, и, как мне потом рассказывала мать, глядя на него, я говорила: « Я знаю, почему папа не приходит к нам из этой фотографии.  Потому что я не отнесла ему обувь !». 

Моя мать, Сидзуко, воспитала нас одна.   Образованию она  придавала очень большое значение, и даже во время войны заставляла  нас ходить на балет и на курсы чистописания иероглифов, а когда брат  готовился к вступительным экзаменам в среднюю школу, выходила в стадневный обход церквей – каждое утро в течение 100 дней ходила в  церковь и молилась за его поступление.  Муж умер, и она говорила о  нас: «Что я могу им дать, что я могу им оставить?  Только образование !»

Для этого она с утра и до вечера работала на нескольких работах.  По  утрам она разносила газеты, старшие брат с сестрой помогали ей, и я  помню, что хотя была сама совсем маленькая, тоже семенила за ними.

Мать была постоянно занята работой, но семья дяди с той же улицы и дедушкина семья с соседней улицы Хиросэ Мотомати, жившие рядом, и наши соседи, которые относились к нам как к родным, помогали ей как могли.   

В то время во многих народных (государственных) школах проводили  коллективную эвакуацию учеников и эвакуацию к родственникам по  деревням.  Я тогда училась в третьем классе Младшей народной школы Тэнма, а моя старшая сестра, Сумиэ, в шестом.   Нас вместе    эвакуировали в посёлок Юки и поселили в церковном храме.  Конечно, мать и старший брат Тосиюки каждую неделю приезжали навещать нас, привозили нам картошку, но нам, совсем маленьким, всё равно было трудно переносить разлуку с семьёй.  Мать, наконец, решилась : «Если уж сужденно умереть, так лучше уж умирать всем вместе !».  Я тоже начала проситься : «Всё, уже больше не могу!  Хочу домой !», – и мы все вместе вернулись домой, на улицу Ками Тэнма.  Как сейчас подумаю, что если бы мы остались там, на месте эвакуации, то мама с братом так бы и приезжали к нам, и, может быть, все бы остались живы.

●События 6–го августа  
В тот день, 6–го августа, в школе у меня был выходной, и я с  подружкой гуляла недалеко от дома.  Я увидела, как в небе появился и оставил за собой белый след бомбардировщик В-29, и сразу закрыла обеими руками глаза и уши.  Тогда нас так тренировали: если начинается бомбёжка, сразу закрывать глаза и уши.   Думаю, что это получилось у меня совершенно машинально.  Так как глаза были закрыты, я даже не увидела вспышки. 

К моему счастью, в тот момент я оказалась под краем крыши, и стена укрыла меня от взрыва.  Я обошлась без ранений и даже не почувствовала раскалённой волны.  Моя подружка тоже осталась жива, только слегка поранила голову.  Мы собственными усилиями выползли из щели между развалинами и пошли по домам. 

Дома меня ждала раненая мать.  В тот день она ходила получать рисовый паёк и попала под атомный взрыв, когда уже возвращалась.   Взяв из дома только пакет с первой помощью, она сразу схватила меня за руку, и мы побежали прочь.

Мы бежали, оглядываясь по сторонам.  Везде были видны  разрушенные дома, перила моста горели.  По этому мосту мы  направились в сторону района Кои.  По пути мы встретили обгорелого до черноты человека, который стал просить:  «Воды !  Дайте  воды!», – но в тот момент мы и сами убегали из последних сил, спасаясь, и не могли ничего для него сделать.  Я до сих пор жалею, что не спросила тогда хотя бы его имени.
  
Еле – еле мы добрались до Кои, до народной школы.  Только там я заметила, что ноги у меня были босые!  Оказалось, что я бежала босиком.  Как это я умудрилась не поранить ноги, пробираясь по руинам, ума не приложу ??!!
  
И в классах, и в коридорах школы всё было заполнено ранеными  людьми.  Там моей матери обработали раны.  У неё были ожоги на  руках и ногах, сильный ожог на спине, небольшой ожог на лице, и была очень глубоко продавлена голова.  Кажется, ей только смазали раны, и на этом всё лечение закончилось.  Вспоминая сейчас об этом, я снова задаю себе вопрос, помазали ли её тогда лекарством или нет, но твёрдого ответа на него дать не могу. 

После этого мы с ней отправились в назначенное место сбора для пострадавших нашего района, на улицу Огаватитё.  Как только мы до него дошли, с неба пошёл чёрный дождь.  Подхватив кусок оцинкованной жести, валявшийся неподалёку, мы укрылись под ним от дождя.  Дождь закончился, прошло совсем немного времени, и пришёл мой брат Тосиюки.

В то время брат учился на втором курсе Технической школы Мацумото и с другими однокурсниками был мобилизован на завод, в открытое море на остров Канавадзима, расположенный недалеко от Удзины.  В момент атомного взрыва он ехал на работу с друзьями-однокурсниками и находился где–то в районе моста Миюки.  Очень переживая за нас, он решил не ехать на работу, а сразу повернул назад и отправился искать нас с матерью.  Улица, на которой стояло главное здание фирмы Хиросима Дэнтэцу, с обеих сторон была охвачена пламенем, пройти было невозможно.  Он направился в сторону Средней школы Сюдо, переплыл на лодке реки Мотоясугава и Отагава, потом перешёл через мост и только к полудню(!) дошёл, наконец, до улицы Каннон.  Потом уже он рассказывал, что когда проходил мимо разрушенного детского сада, из под обломков кто–то звал его на помощь, но он так спешил к своей семье, что не помог и прошел мимо.  Он спешил.  Для него тогда было самое главное – пусть хоть и на минуту, но как можно быстрее, найти нас, удостовериться, что мы целы и невридимы.  Он потом ещё долго жалел об этом. 

Он мне рассказывал потом, что, когда он дошёл до дома, то увидел, что пожар уже подошёл вплотную.  Он сразу схватил ведро и начал тушить огонь.  Однако, когда пожар был потушен, оказалось, что дома никого нет, и он отправился на улицу Огаватитё искать нас.  Там мы и нашли друг друга. 

Моя старшая сестра утром, 6–го августа, начала хныкать, что не хочет  идти в школу.  Но мать ни в какую не разрешала ей пропускать занятия, так как у неё были дальние планы на образование дочери:  и она готовила её к вступительным экзаменам в Женскую старшую школу Яманака.  В то утро она, как всегда, отправила мою сестру в школу, откуда та так и не вернулась.

●События после 7 августа
На следующий день брат отправился на поиски моей старшей сестры  в школу Тэнма, где она училась.  Там он узнал от кого–то, что в тот день она была дежурной по уборке кабинета директора.   Он искал её  повсюду, но школа от взрыва сложилась, как карточный домик, все сгорело  и превратилось в пепел.  После пожара найти что–либо было уже  невозможно.

Мы трое : мать, брат и я, ещё два–три дня пробыли там, на месте  сбора, на улице Огаватитё, но мать очень переживала за старшую дочь, и  пришлось возвращаться домой. 
  
Мы вернулись, и мама слегла и больше уже не вставала.  Лечить ее было некому и негде.  К нашему счастью, наш дом уцелел при пожаре,    и соседи приходили и просили у нас одеяла.  Моя тётя, Омоя Суэко,  глядя на происходящее, в сердцах воскликнула: «Боже, что же  происходит?!  Людям одеяла раздают, а мать-то свою почему не  укрыли ?!».  Мы тогда ещё совсем дети были, глупые.  И брат был всего на втором курсе Техшколы, и я тоже, где–то между младшими и средними  классами.   Мы сами, дети, не могли со всем управиться.  Тогда тётя  переехала к нам, стала ухаживать за матерью и присматривать за нами.  Брат моего отца Сигео был направлен в подразделение воинской части в город Ямагути, но уже на второй день после взрыва он вернулся в Хиросиму, так как у него там остались одни жена и дочь Нобуэ.  Думаю,  что если бы у нас не было тогда тёти и дяди, мы не смогли бы выжить.
  
Ожог на лице у матери быстро затянулся, и она очень радовалась, но  большой ожог на спине так и не заживал.

Мы уже думали, что он подсох и затянулся, но кожа снова отделялась и снималась лоскутами.  Под ней завелись белые навозные черви.  Мы  даже не заметили, когда на спине размножились черви.  Убирать их  было уже невозможно, да мы и не знали как.  Мама спала под сеткой от  комаров, а мы с братом около неё, но этот ужасный запах гнилого мяса и червей проникал повсюду, уснуть было невозможно.

Хотя у нее были такие ужасные раны, она не плакала, и ни разу не  сказала, что ей больно, или «чешется!», она даже не просила воды.  Только как–то раз сказала:  «Хочу персиков, хочу поесть персиков !» , –  и тётя ходила за ними куда–то в сторону улицы Инокути.  Вспоминая об этом сейчас, я думаю, что всё–таки она хотела тогда пить. 

Утром 4–го сентября мама умерла.   Она ушла так тихо, что мы с  братом даже не заметили.   Тётя потом увидела, и ахнула:  «Да вы  что?!  Мать-то мертва!», – только тогда мы узнали, что её не стало.  Сейчас-то я уже понимаю, что при её огромных ранах, с разбитой  пополам головой прожить почти целый месяц (!) – это было просто чудо.   Даже когда приезжали солдаты, садили раненых в грузовик и забирали в лагерь, мать сказала, что ни на шаг не сдвинется из дома, пока не дождётся сведений о пропавшей дочери.  Очень многие люди, покалеченные так же сильно, как и она, уехали в лагерь и выздоровели.  Думаю, что она, не переставая переживать о пропавшей дочери, выдержала столько времени только потому, что ждала встречи с ней.

В тот же день, когда её не стало, мы всей семьёй отправились к руинам  здания Косэйкан и сожгли там её труп.  Но, видимо, от всего пережитого нами за последнее время чувства притупились настолько, что даже не появилось ни слёзинки, ни жалости.  В тот день шёл дождь, и мы были озабочены только тем, что мамин труп никак загорался. 

В городе все здания были разрушены, перед глазами простиралось  выжженное поле, и прямо из дома всего одним взглядом можно было  охватить и железнодорожный вокзал Хиросимы, и район Нисима.   Всё было завалено трупами, и река тоже.  Солдаты вылавливали их и  сжигали.  Были вокруг и трупы, пролежавшие целый месяц, а мы уже  настолько привыкли к ним, что ходили мимо них и не замечали.  Тогда  мы ещё не знали, что взрыв был ядерным и всё облучено.  Мы  выкапывали оставшийся картофель и закопанные мешочки риса с чужих  огородов и спокойно ели эти облучённые радиацией продукты. 

●Наша жизнь после ядерного взрыва 
После смерти матери мы сразу отправились в деревню Мидории к
родственникам.   Они приютили нас у себя в амбаре.  Дед с бабушкой приехали к ним раньше нас.  Они не сильно пострадали от ядерного
взрыва, потому что в момент сброса атомной бомбы дед Омоя Томэкити и бабушка Мацуно находились у себя дома в чайной комнате.  По приезде в деревню Мидории дед себя чувствовал очень бодро, но потом здоровье его резко ухудшилось, и на пятый день после смерти матери он скончался.  Их сын, мой дядя Сёсо, который жил с ними тогда на улице Хиросэ, пропал без вести.  В момент взрыва он находился в прихожей дома , но по сей день нам о нём ничего не известно. 

Жизнь в деревне Мидории очень сильно отличалась от нашей прежней  жизни.  Было много случаев, когда мы терялись, так как не умели
ориентироваться .  Около года я ходила там в школу, потом мы вернулись в Хиросиму, на место прежнего дома бабушки в Хиросэ.  Собравшись с
силами, мы все расчистили, приготовили место для нового жилья, и,
построив барак, стали там жить.  Наши дядя с тетей стали нам вместо родителей, и нас с братом воспитали как своих родных детей.  Они не давали нам повода почувствовать одиночество после потери матери.   

Но, постепенно взрослея, я стала ощущать недостаток материнской  любви.  Хотя нас с двоюродной сестрой и растили с детства как родных сестер, но, начиная с младших классов, для неё взяли дополнительно  домашнего учителя, а мне нет.  Глядя на то, как она усердно учится, мне было завидно и немного грустно.  Я прожила в семье дяди до моего  замужества.  Прямо у себя дома они занимались изготовлением мебели,  и я там работала делопроизводителем, занималась документами.

●О браке и о болезни 
В те времена большинство людей, попавших под радиоактивное  облучение, пытались скрыть это, особенно женщины, думая что такой факт биографии может помешать их будущему браку.    Многие из них даже не подавали заявления на получение книжки–удостоверения  «пострадавшего от атомного взрыва».   Сейчас, конечно, эта книжка мне  очень помогает получать льготы, но в то время я тоже не сразу пошла на  приём.  О браке я не переживала.   Я всегда знала, что жениха мне  выберут дядя с тётей.  Действительно, я вышла замуж по смотринам, и, к моему счастью, жених мой совершенно не переживал о том, что я пострадала от радиации.

С браком всё удачно обошлось, но следующей проблемой для меня было здоровье моих будущих детей.   У меня нашли рак щитовидной железы, и мой брат, и моя двоюродная сестра тоже вскоре заболели раком.  Моя родившаяся в браке дочь тоже больна:  у неё опухоль слухового нерва.   Я до сих пор переживаю, что, скорее всего, это последствия радиоактивного облучения, полученного мной во время ядерного взрыва.

●Мои мысли о мире
Я очень часто рассказываю своим детям о том, что пережила во время  ядерного взрыва.  Мы часто ходим с ними вместе в Документальный  музей ядерного взрыва, и я рассказываю им о том, как всё происходило  тогда, когда была сброшена атомная бомба. 
  
В те послевоенные годы я настолько была занята, что у меня даже не было времени сходить на семейную могилу и поклониться погибшим родственникам и предкам.  Сейчас я очень часто хожу к ним и подолгу с  ними разговариваю.  Если бы моя мать сейчас была жива, сколько бы я  могла сделать для неё в ответ на то, что делала она для меня тогда, когда  я была маленькая.  И поэтому сейчас, когда я вижу престарелых людей  примерно такого же возраста, как она, я не могу пройти мимо них, ничего  для них не сделав.  Мне хочется дать им то, что недодала своей матери.    И ещё, я очень благодарна тому, что, вопреки всему, я осталась жива. Осталась жива в то время, когда много людей вокруг погибли от   ядерного взрыва и продолжают умирать от его последствий.
  
Вспоминая сейчас свою скончавшуюся мать, я понимаю, что для своих  детей я должна всегда оставаться здоровой, и понимаю ещё и то, что  должна прожить для них как можно дольше.