●Наша жизнь в то время
Я работал на улице Комати, в фирме «Распределение электричества  района Тюгоку», (в настоящее время это акционерная компания  «Электроэнергия района Тюгоку» ) , в Хиросиме.  Устроился я на эту работу ещё в феврале 1934–го года, когда сразу после окончания средней  школы в городе Ономити я благополучно получил водительские права. Думаю, что было мне тогда где–то лет 20 или 21.  На протяжении всего  времени, пока я работал в «Элетроэнергии», меня два раза призывали в  армию: с сентября 1937 года по январь 1941 года и с сентября 1942 года  по ноябрь 1943 года.  Так я и работал: то призывался, то снова  возвращался на работу.  На момент взрыва мне исполнился 31 год, и мы  вместе с женой и двумя детьми (сыну было 3 года, дочери 7 месяцев)  жили в арендованном доме на улице Отэ.
  
В конце марта 1945 года на соседний городок Курэ посыпались  безжалостные бомбовые удары.  Я сам видел, как туда летело, как туча стрекоз, множество самолётов палубной авиации.  Как только начинался очередной воздушный налёт, мы всей семьёй кидались прятаться в нору в подполье, вырытую, видимо, ещё прежними жильцами.  За детьми было трудно уследить: они, не понимая грозящей опасности, постоянно выбегали на улицу.  По несколько раз в день нам с женой приходилось их ловить и загонять в наше бомбоубежище.  В конце концов, я решил, что так больше продолжаться не может, и все домашние вещи перенёс на склад своей фирмы, а жену с двумя детьми, в чём были, отправил в её родной дом, в деревню Вада уезда Футами, на улице Мукоэта (сейчас это город Миёси, ул. Мукоэта). 

Я остался один, переселился на склад и жил у себя на работе.  В  начале мая на субботу и воскресение я поехал навестить их, а когда  вернулся обратно, обнаружил, что склад, в котором я жил, разбомбили, и  все наши пожитки сгорели дотла.  Не осталось даже вещей на смену, и  мне пришлось снова ехать в деревню Вада, чтобы мне сшили лёгкое  летнее кимоно, рубашку, штаны.  В понедельник рано утром на первом же поезде я отправился обратно в Хиросиму, на работу.   Так как жить мне было негде, один из моих сотрудников посоветовал мне снять на время  дом на улице Усита.  Там я и прожил вплоть до дня ядерной атаки. 

●События нескольких дней до и после ядерного взрыва  
В то время действовал приказ об организации ночного патруля.    Если ночью объявляли сигнал воздушной тревоги, то по распоряжению муниципалитета нужно было переодеться в униформу и идти  патрулировать район.  Военные в запасе разделялись на группы и тоже принимали участие.  Пятого августа, ночью, объявили сигнал воздушной тревоги, и я отправился в патруль на порученный мне участок, мост Янаги.  На следующий день после дежурства на работу разрешалось выходить на 30 минут позже, но так как мне об этом никто не сказал, в 8 часов утра я уже был на работе.  В итоге получилось, что именно это меня и спасло.
  
До начала работы у меня оставалось ещё полчаса, и я спустился в подвал, в банное отделение для сотрудников, чтобы постирать униформу  после ночного дежурства.  Тогда это и случилось.  Я стирал, наклонившись.  Внезапно спереди нахлынула воздушная волна,  подхватила и откинула меня.  Я сильно ударился о заднюю стену и  потерял сознание.  Кроме того, что передо мной что–то сверкнуло, я  ничего не помнил.  Когда я пришёл в себя, вокруг было темно от  огромного количества пыли.  Тут я заметил, что на четвёртом или пятом  этаже начался пожар.   Я повторял себе, что мне нужно идти туда и  помогать тушить, и это привело меня в чувство.  Из–за пыли я не видел  ничего, даже на шаг от себя, и двигался наощупь.  Помня о том, что  где–то здесь должны были быть ступеньки, я медленно продвигался  вперед, снова и снова на что–то натыкаясь.  Кое–как я выбрался к сторожевой будке, которая находилась недалеко от здания фирмы.  Оттуда  были видны трамвайные пути.  Выйдя на них я увидел, что один трамвай  завалился на бок, подмяв под себя жилой домик.  «Какой ужас!, – подумал  я. – Куда бежать, у кого спросить, если вокруг ни души ?». 

На случай непредвиденных обстоятельств, для места общего сбора фирме выделили спортплощадку, принадлежащую соседней средней школе, с южной стороны, но я этого не знал и по трамвайной улице пошёл в северном направлении, перед храмом Сираками свернул направо и по улице Такея двинулся на восток.  По пути, под разрушенным ударной волной школьным забором (1-я префектурная женская школа Хиросимы), я  увидел придавленную до шеи женщину.  Я так и не смог определить ее возраст: была ли это молодая девушка или пожилая женщина.  Она  просила о помощи, но в тот момент я и сам истекал кровью, в спине  застряли куски стекла, я был как пропитанная кровью промокашка, и сил  у меня оставалось только на то, чтобы продолжать идти. 
  
Потом вдоль реки Такея я направился на юг, к мосту Миюки.  Это
была маленькая речушка, которой не было даже на карте.  Она протекала в подземелье под магазином Фукуя.  Удивительно, но на всём своём пути я не увидел таких же, как я, спасающихся бегством людей, только смутно припоминаю, что в доме по ту стороны речушки кто–то занимался уборкой и приговаривал:  « Боже , горе-то какое !».   Который был час, не помню, но скорее всего времени прошло немало. 

Перед мостом Миюки меня нагнал военный грузовик.  На этом грузовике я доехал до порта Удзина, а оттуда – на пароме до острова  Нисима.  Там я встретил множество израненных людей.  Это было  ужасное зрелище.  Военные санитары только перебинтовали меня, а вытаскивать куски стекла, застрявшие у меня в спине, конечно, не стали.    В лагере встречались люди, совершенно потерявшие рассудок;   плачущие, голосящие, ругающиеся люди; люди, бегающие ночью между спящими, и те, кто на них кричал.   Это был какой–то кошмар, я не мог сомкнуть глаз.  Шестого августа я ничего не ел, а седьмого числа   утром я поел жидкой рисовой каши, которую выдавали в бамбуковых   коробочках, и закусил ее солёной сливой.   За всё время, проведенное мной на острове Нисима, это была вся моя еда. 

Я подумал, что если так будет продолжаться, я просто протяну ноги и попросил солдатов, чтобы меня отправили обратно.  Седьмого августа утром я вернулся в порт Удзина на пароме.  К моему счастью, там как раз стоял грузовик.  « Вы куда едете ?!», – спросил я у сидящего в нём офицера.  «До муниципалитета», – ответил мне он. «Подвезите меня, пожалуйста », – попросил я.   «Давай, садись! », – он подсадил меня и подвёз к центральному входу муниципалитета.   Компания, в которой я работал, находилась чуть севернее этого здания.   Я поблагодарил водителя грузовика и дальше пошёл пешком.  В приёмной фирмы (в остатках от приёмной ) я встретил двух своих знакомых, которые работали секретарями.   Я доложил им, что уезжаю в Миёси, к родителям жены, и сообщил адрес.  Потом, пройдя через улицы Камиятё и Хаттёбори, дошёл пешком до Уситатё, где жил раньше, и остался там на ночь.   На следующее утро, 8 августа, я сразу отправился на станцию Хесака, сел в междугородный поезд и поехал к жене и детям в деревню Вада.   Я очень спешил, потому что не хотел терять ни единого часа, думал о том, чтобы быстрее вернутся к ним, потому что жена очень переживает.  Что происходило вокруг меня, когда я шёл до станции, я точно не помню, но то, что у моста Кохейбаси всё было завалено трупами людей, в моей памяти отпечаталось отчётливо. 

●События после ядерного взрыва
Так, с осколками в спине, я и прибыл в деревню Вада.  Каждый день  мы с женой ходили на реку, и она мыла мне спину.   Кровь засохла на спине и выглядела как чёрная смола.  Жена отковыривала её толстой  иглой, и было видно, как вместе с чёрной засохшей кровью отходят и присохшие к ней осколки стекла.   Так она водила меня на реку и  отскребала сгустки присохшей крови ещё дней семь или десять, точно не помню.  Мы думали, что вытащили все стёкла, но оказалось, что не все.   Где–то в середине 1950–х годов спина начала нагнаиваться.  Мы   обратились в хирургическую больницу в городке Сакаи.  Там меня  прооперировали и удалили последние осколки.  Да, ещё я совсем забыл рассказать, что было уже после того, как меня прооперировали и я пошёл на поправку. 

Однажды вдруг неожиданно приехал мой отец из соседнего города Ономити.  Мы ему так и не сообщили, что я вернулся, а он даже и не предполагал, что я остался в живых, и начал сразу советоваться о том, где лучше проводить мои похороны!  Как только он узнал, что я жив и здоров, то одновременно со всплеском радости у него было такое безумное удивление, что он так и сел на веранде.  Потом он попил чаю и уехал к себе в Ономити.

В деревне Вада я чувствовал себя неплохо, никаких отклонений во  внутренних органах не ощущал.   Через 3 недели, где-то в конце августа или в начале сентября, я вернулся в Хиросиму и приступил к работе .

Шло время, я спокойно работал.  Стали зреть и опадать с деревьев  каштаны. Была где–то вторая половина сентября.  Вдруг у меня  началось кровотечение снизу.  Ничего не оставалось делать, как уехать к родителям в Ономити на поправку здоровья.  Из попы шла  кровь, и родные мои, и сам врач тоже, думали, что у меня дизентерия.  Они даже собирались меня изолировать!  А моя сестра сварила мне рис с каштанами, покормила меня, и всё как рукой сняло.   Просто как чудо какое–то, но я–то верю, что именно это и помогло.  Дома в Ономити меня хорошо кормили.  За четыре–пять дней я поправился, набрался сил и вернулся в Хиросиму на работу.

●Жизнь после войны  
После восстановления на работу оказалось, что не только я, но и многие другие сотрудники остались без жилья, и нас всех вместе поселили на пятом этаже фирмы.  Сначала мы сами себе готовили еду, а позже компания наняла для нас повара. 

Я умел водить машину, поэтому меня направили в «отделение  материалов» общего отдела и поручили развозить на грузовике необходимые материалы по электростанциям, находящимся в разных  городах префектуры.

В 1946–м году вернулась моя семья, и мы стали жить вместе.  Один    мой приятель, который работал со мной на одной фирме, каждый день  покупал и приносил доски, и на улице Эномати выстроил для нас дом.  Мы там прожили 30 лет.  

Конечно, на нашу долю выпало много бед и невзгод, но недостатка пищи мы не испытывали, так как родители жены всегда помогали нам, присылая свой рис.  Что же касается всего остального – одежда, матрацы, одеяла – конечно, ничего не осталось, всё сгорело на складе, куда я их перенёс.  Приходилось туго : юката (летнее кимоно) перешивали на нижнее бельё, одеяла и матрацы просили у моих родителей из Ономити.  Так, опираясь на поддержку родных и близких, мы и начали новую жизнь.

●О здоровье  
В июле 1947–го года у нас родилась вторая дочь.  Я, конечно, очень переживал, не отразятся ли последствия облучения на здоровье моих детей.  Когда дочка ходила в садик, иногда у нее случалось и долго не  останавливалось кровотечение из носа.  Я тогда со страхом думал, что  это влияние атомной бомбы. 

То, что касается меня самого, то в 1956–м году у меня появилось что–то в виде опухоли, потом она перешла в туберкулез, лейкоциты резко упали до 2000 единиц, а потом были дни, когда они понижались и до 1000.  Я похудел на 8 килограммов, хотя до этого мой вес был 65 килограммов.  Меня должны были положить в больницу 7–го июля, как раз в день Праздника звёзд Танабата (праздник звезды Вега (Ткачиха), когда она подходит близко к Млечному пути и встречается со звездой-мужчиной).  Перед выходом утром за завтраком дочь (второклассница) сказала мне: «Сегодня встретятся две звезды, да, папа?  А мы расстанемся ...», – и все горько заплакали.  Начиная с июля 1956–го года и до сентября 1957–го, на протяжении одного года и трёх месяцев, я лежал в больнице в городке Хацукаити и два года не ходил на работу. 

Я выздоровел, и после этого тяжёлых болезней не было.   Только  где–то десять с лишним лет назад снова началось кровотечение.  Меня  клали в больницу Ниссэки, и делали уколы, пока его не остановили.       Четыре года назад я перенёс операцию по удалению раковой опухоли  простаты.  Меня дали статус «пострадавшего от ядерной бомбы», и  выдали специальную книжку – удостоверение. 

●То, о чём я думаю сейчас
Мне скоро исполнится 94 года, и я просто неизмеримо благодарен  тому, что прожил до сего времени.  Думаю, что это всё благодаря жене.  И детям.  Они тоже заботятся обо мне.  Благодарность, только лишь  благодарность!