●События 6 –го августа
В то утро я с пересадками добирался на работу:  из города Сайдзё на пригородном поезде, потом на городском трамвае до улицы Южный  Каннон, где находился завод тяжёлой индустрии Мицубиси.  Я, как и  другие школьники, был мобилизован туда на работу.  В семье моей было  пятеро детей: старший брат, две старшие сестры, младшая сестрёнка и я.    Старший брат тогда уже ушёл в армию, на остров Кюсю.

Я учился во 2-й префектурной школе г.Хиросимы.  Занятия в средней  школе были приостановлены, и нас перекидывали с одного завода на  другой.  На завод Мицубиси в Канноне я попал только к концу 1944–го  года .
  
Атомный взрыв грянул 6–го августа утром, когда я и ещё четверо– пятеро моих школьных друзей–мобилизантов ехали на завод.  В тот  момент мы находились в районе спортивного поля на улице Южный  Каннон, где–то в 4–х километрах от эпицентра взрыва.  Я с ужасом вспоминаю тот момент, когда я чудом остался в живых.   Ведь если бы я  поехал на трамвае, который шел следом, то оказался бы на мосту Яёи,  прямо в в эпицентре.   Меня до сих пор не покидает ощущение того,  что я был на волосок от смерти. 

В момент атомного взрыва за моей спиной внезапно возник яркий  шквал света.  Помню, что шее стало горячо.  Сильной взрывной волной меня подкинуло, перевернуло, и я потерял сознание.  Так я пролежал без чувств, наверное, минут пять.  Когда открыл глаза и огляделся вокруг себя, то увидел, что от здания завода остался только голый железный каркас без крыши, хотя завод был в 4–х километрах от эпицентра! 

«Да что же, в конце концов, произошло?!  Наверное, это бомбардировщик B–29 сбросил бомбу на наш завод !», – говорили одни мои друзья.  «Да нет, это скорее всего взорвался газгольдер на улице Минами!», – спорили с ними другие.  «Воздушная тревога должна была быть отменена», – подумал я.  До восьми утра её один раз объявляли, потом перешли на предупреждение, а в 8:05 отменили, мы даже слышали сирену отмены, и до 8:15–ти воздушную тревогу не объявляли. 

Город горел.  Позже было объявление по радио: «Так как сегодня весь центр города охвачен пожаром, просим всех приезжих вернуться к себе домой».  Ничего не оставалось делать, как под чёрным дождём потихоньку пешком продвигаться на восток.  Пройдя улицу Эба, потом Ёсидзима, я дошёл до улицы Сэнда и через мост Миюки направился дальше, в сторону горы Хидзи.  Пока я шёл по мосту, сплошь заваленному окровавленными людьми, меня то и дело хватали за ноги.  «Воды дайте! Дайте воды!»,- стонали раненые.  Я никак не мог понять, где они так искалечились.  Тогда я ещё не знал и даже не мог себе представить, отчего так много раненых и обожжённых людей.  «Браток! Воды дай, воды дай!  Мне так больно... и горло...», – тянули меня отовсюду.   Я был просто в ужасе.  К моему счастью, я обошёлся без особых телесных повреждений, но видя у себя перед глазами такое количество покалеченных людей, я шёл как оглушенный, вяло передвигая ногами. 

В моей памяти остался солдат, которого я встретил у подножья
горы Хидзи.  Тело его было кровавого цвета, кожа полностью сошла с него, но он ещё дышал и стоял на ногах.  Это было ужасное зрелище.  Увидев меня, он показал рукой на труп, и попросил:  « Вот это ... надо положить на тележку ... я отвезу... браток, со стороны ног возьми, помоги, пожалуйста».  Мне было так страшно, что я не смог.  Видимо потому, что гора Хидзи была всё-таки сравнительно далеко от эпицентра взрыва, большинство людей в районе её подножья не сильно пострадали, и изо всех сил помогали солдатам переносить тела умерших.  А тот солдат, я думаю, прожил еще несколько дней и умер.

Даже не припомню когда, но где–то уже поздней ночью, я кое–как
добрался до станции Каита.  Я слышал, что ночью, возможно, пустят  один рейс до Сайдзё, и прождал поезд, наверное, больше часа.  Наконец, мне удалось в него втиснуться и доехать до Сайдзё.  На станции была такая кромешная тьма, что невозможно было разобрать, кто кого пришёл встречать. Это было ещё время ограниченного использования  электроэнергии, то время, когда не разрешалось включать свет когда  угодно.  Со всех сторон доносились голоса: « Какая беда!  Какая беда  случилась!», но кто и за кем пришёл – разобрать в темноте было  совершенно невозможно.

●События, произошедшие после 7–го августа 
В день ядерной бомбардировки дядя мой был на работе около горы  Хидзи, в г.Хиросима, и оказался в районе атомного взрыва.  Узнав, что его забрали в лагерь для раненых, утром 7–го числа, как только рассвело, мы с тётей отправились на его поиски в Хиросиму.  Я смутно помню, как мы с ней попали в город: на грузовике, или, может быть, добрались пешком.    Решил я с ней поехать и помочь только потому, что к тому времени уже три года проучился в средней школе Хиросимы и хорошо ориентировался в городе. 

Мы нашли дядю в лагере для раненых на Удзине.  Смутно помню, что лагерь был размещён на каком то складе, неподалёку от порта Удзина.  Один солдат ходил и осматривал лежащих раненых, а трупы выносил и складывал в коридоре.  «Ааа, этот человек... уже не дышит ...  давайте вынесем его ...».  Тут он увидел меня и попросил:  «Человек  умер, помогите немного, возьмите со стороны головы, пожалуйста!».  От страха я даже не смог сдвинуться с места, чтобы ему помочь.  Он позвал ещё пару человек на подмогу, и они тех, кто уже не дышал, выносили в коридор.  Там был и обгорелый до черноты труп девушки лет 20–ти, её так совершенно голую и положили. 

Из Хиросимы мы привезли дядю в Сайдзё, но через три дня, 10–го  числа, он скончался.  Мы сожгли его в крематории вблизи от дома.  Я  тоже помогал.  Тётя моя умерла совсем недавно, два года назад. Получается, что вместе с дядей она прожила всего девять лет.

●Жизнь после атомной бомбардировки
В моей средней школе восстановили занятия, не помню точно, но  где–то в конце октября или в начале ноября.  В Канноне на месте старой школы сколотили барак, в котором проводились школьные занятия.  Снег залетал в щели, отопления не было.  Помню, как я на уроках дрожал от холода.  Не было даже стёкол в окнах.  А до того, как школу восстановили, чтобы продолжить занятия, мы скитались по разным школам: сначала снимали помещение в школе для девочек в Каите, потом в другой, не разрушенной взрывом начальной школе.
  
Я собирался продолжить обучение.  Для этого мне было необходимо  пройти все занятия и получить зачёт.  Поэтому, хотя было холодно, я  терпел и старательно ходил на уроки.  Даже в таком бараке учиться для  меня было просто счастьем.  В 1947 г. я окончил пятилетнюю среднюю школу и сразу поступил в Хиросимское Техническое Училище на улице  Сэнда. 

К тому времени, как я окончил его, где–то в середине пятидесятых  годов, автомобили постепенно завоевали весь мир, и я решил сам  открыть водительские курсы.  Мы с другом взялись за лопаты и начали  делать дороги для тренировок по вождению.  Применив все свои навыки, полученные в Техническом Училище, я сдал теорию и практику  вождения и получил специальность «инструктор».  В 1960-м году меня  приняли на должность старшего преподавателя на городские  водительские курсы.  В 1966–м году я оттуда ушёл, и по просьбе  старшего брата, который содержал свой дом престарелых, перешёл к  нему и стал помогать в его деле.  Он был председателем медицинского общества, и я восхищался им.  Полагаясь только друг на друга, мы вели наше дело, но однажды у него лопнул сосуд в головном мозге, и мой брат скончался.  Мне было так жалко его, что три дня и три ночи подряд я не мог ни есть, ни спать.   Куда бы ему ни приходилось ехать осматривать наши учреждения – на остров Миядзиму или в город Юки – пусть даже на большие расстояния, я везде сопровождал его и был бессменным водителем директора нашей больницы – моего брата.  Я чувствовал это своей миссией, что я должен возить его, поддерживать его всегда и везде.  Он любил науки, а я любил спорт, но по жизни мы прошли с ним рука об руку, и так жалко, правда, так жалко что его не стало ! 

●О работе, женитьбе и болезнях 
Я женился.  Скоро у нас с женой будет золотая свадьба.   Но в то  время, когда мы с ней познакомились и собирались пожениться, мне не  очень хотелось заострять внимание на том, что я относился к числу  пострадавших от атомного взрыва, потому что к тому времени уже очень  хорошо ощутил на себе все «прелести» холодного отношения к пострадавшим от ядерного взрыва и узнал, что такое дискриминация  облучённых.  Чтобы потом не возникало вопросов, я ей сказал сразу и  открыто: « Да, я пострадавший.  Я попал под атомную бомбардировку, но   я работал на заводе Мицубиси, на окраине Южного Каннона, отдалённого  почти на пять километров от взрыва, и остался невредимым».  К моему  удивлению, будущая жена не обратила на это особого внимания.  Наш сын – фармацевт.  Он образованный и хорошо понимает, что сам является представителем второго поколения пострадавшего от атомной бомбы.  Когда он и его сестричка только родились, я и сам очень переживал и всё время продолжал проверять:  нет ли каких-нибудь отклонений.
 
Последствия облучения дали о себе знать и принесли мне неприятности  только через 10 лет после ядерного взрыва.  Проявились они в виде шишки на задней стороне шеи.  Опухоль оказалась не злокачественной.  Она была большая и образовалась на том месте, которое попало под облучение, когда шквал света обрушился на меня сзади.  Мне сделали операцию и вырезали эту шишку, но через 10 лет она выросла снова.  Мне сделали повторную операцию.  После этого она уже больше не появлялась.  Из-за полученного облучения, как я предполагаю, у меня сильно испортились зубы.  По сравнению с другими людьми, они у меня очень быстро стали слабыми и больными.  Последствия облучения проявляются у всех людей по-разному.  У многих полностью выпали волосы.   У меня волосы не выпали.   Но то, что присуще всем пострадавшим от ядрного взрыва, присуще и мне – это быстрая утомляемость.  Когда я устроился на работу, то заметил, что выполняя такую же работу, как и другие, не справляюсь, сразу устаю.   Мой начальник даже начал подозревать, что я отлыниваю от работы.  «Такую норму выполняют все, и никто ещё не уставал, а ты мне хочешь сказать, что от такой же нормы уже устал ??   Ты просто отлыниваешь!! », – ругал меня он.   Да, постоянное чувство усталости – это совсем не выгодно для рабочего.

●Думы о мире
Думаю, что рассказывая молодому поколению о том, что такое атомная  бомба, что такое мир, рассказчику необходимо проявить максимум  творчества в изложении произошедшего.  В момент атомного взрыва мгновенно разрушились дома и мгновенно погибли люди.  Для того,  чтобы донести это до слушателя так, как будто он сам побывал там и  видел всё, и необходимо творчество в изложении.   Думаю, что если  рассказывать просто, например, как: « Было ужасно, было ужасно» ,– или  как:  « Просили воды, а я не дал.  Это так и осталось у меня в сердце.   Я видел, как огонь подступает к мосту, и убежал, спасаясь», – то  слушателю в душу не западёт ни одного слова.  Или же: «В парке Мира  есть документальный музей.  Пойдите и посмотрите.  Ещё там есть  дерево Мира», – таким повествованием невозможно передать всю лютую  жестокость атомной бомбардировки.  А может быть даже, прослушав  такой простой рассказ, слушатель подумает, что ничего особенного в  атомной бомбе и нет!  Недавно на Хоккайдо прошёл смерч, принёсший смерть многим людям.  Просматривая видеозапись, я был шокирован тем, насколько это было похоже на происходящее в момент атомного взрыва.  Это была впечатляющая видеозапись, несущая в себе все оттенки той действительности.  Этой записью можно было бы понятно объяснить  всё даже маленькому ребёнку.  Ядерный взрыв точно так же мгновенно  всё разрушил, воспламенил и убил 200 000 человек.  Стихийное бедствие нашего времени помогло бы всем понять весь ужас той ядерной  бомардировки.
  
После сброса атомной бомбы на съёмки трагической действительности
в Хиросиму прибыли фотографы ведущих газет Японии «Майнити Симбун » и «Асахи Симбун», но даже они, неоднократно побывавшие на боевых фронтах, утверждают, что такого ужаса, как после атомной бомбардировки Хиросимы, они не видели нигде.   Что же сделать для того, чтобы донести до людей весь страх произошедшего?   Я думаю, что для этого всё-таки необходимо прилагать творческие усилия в подготовке рассказа повествующего человека. 
  
Напоследок хочу добавить ещё вот что:  так как я числился в списке  учащихся Второй средней школы, после атомного взрыва потерял очень  много знакомых младшеклассников, и в последнее время продолжаю  терять и своих одноклассников.  Был один единственный брат, но и он  тоже скончался.  У меня было такое чувство, что я остался совсем один. Сейчас я уже лежачий больной, за мной ухаживает моя жена.  Я хочу  прожить ещё хотя бы года два, и хотя бы один раз в неделю, или в две  недели, хочу видеть маленьких детей или первоклашек и рассказывать им  от всего сердца о том, что было, до моих последних дней.  И если это  действительно получится, для меня это будет самым великим счастьем !