●Жизнь до бомбардировки
В 1945 г. я жил с моей мамой Хисаё и двумя старшими сестрами в квартале Кусуноки 1-тёмэ.  Учился я в старших классах государственной школы в Мисаса.  В то время все ученики были мобилизованы на работы на заводах и других объектах, куда должны были ходить каждый день, поэтому занятий в школе не было.  Я вместе с другими 40 учениками моего класса работал на заводе автомобильной фирмы «Ниссан дзидося».  Две старшие сестры тоже работали: Кадзуэ - в сберкассе, а Цуруэ – на армейских складах обмундирования.

●Шестое августа
В этот день я находился там, куда был мобилизован – на заводе фирмы «Ниссан дзидося».  Одноклассники, работавшие вместе со мной, были разбросаны по всему заводу, а я был прикреплен к администрации, где выполнял различные мелкие поручения, такие как доставка деталей по заказам в различные цеха завода.  Тогда как раз поступил очередной заказ принести коробки с деталями.  В тот момент я вышел из здания администрации с двумя коробками в руках и направился в цех, располагавшийся в глубине здания.  Внезапно меня залило бело-голубым, как пламя газовой плиты, светом.  Я был ослеплен этим нестерпимо ярким светом и перестал что-либо видеть.  Было такое чувство, что какая-то сила отрывает мое тело от земли.  Никакого сигнала тревоги не было, поэтому я оказался практически незащищенным вне укрытия и мне показалось, что рядом взорвалась авиационная бомба.  Даже мелькнула мысль: «А-, вот и смерть пришла!»

Не знаю, через сколько минут ко мне вернулось сознание, но я обнаружил, что валяюсь на земле.  Постепенно ко мне стало возвращаться зрение, как будто передо мной развеивался туман, и я подумал: «Я все таки жив!»

Похоже, что я упал прямо на газовые баллоны, рассыпавшиеся рядом, ушиб и поранил руки.  Вспоминая сейчас, я думаю, что был острижен наголо, на мне была рубаха с короткими рукавами и круглым воротником и короткие штаны.  Все открытые места были ужасно обожжены, но тогда я сразу не понял, в каком я состоянии, и не чувствовал боли.  Одноклассников, работавших вместе со мной, не было видно, я очень беспокоился о родных, поэтому решил идти домой.  Я пошел к главным воротам.  Они повалились набок, придавив троих человек.  Я стал помогать тем, кто пытался их вытащить.  Когда это удалось, все стали говорить: «Спасайся! Спасайся!» и я покинул территорию завода.

●Обстановка после взрыва бомбы
Весь город был в руинах и завалах от обрушившихся зданий и сооружений, дорог не было видно.  Тут и там поднимался дым от начинавшихся пожаров.  Двигавшиеся по улицам люди все были обожжены.  Были такие, которые шли схватив в охапку детей. 

Приходилось пробираться через развалины и обрушившиеся деревянные сооружения.  Торчащие гвозди протыкали подошву обуви и ранили ноги, но я шел изо всех сил и не чувствовал боли.  Из развалин, по которым приходилось идти, доносились слабые крики о помощи и стоны.  Обстановка была такая, как будто это картина ада, я сам был в полубессознательном состоянии, не в силах что-то сделать в ответ на голоса, просившие о помощи, и думал только о том, чтобы добраться домой.

Когда наконец я добралась до дома, я увидел, что он полностью разрушен.  Там должны были быть мать и сестра, но их нигде не было видно.  Мне было всего 12 лет, и меня сразу охватил ужас от мысли, что я «остался совсем один».  Я подумал: «Все кончено!» и некоторое время, застыв на месте, смотрел на развалины.  Тут кто-то поблизости стал кричать мне: «Сюда приближается огонь! Спасайся!» и я наконец решился бежать прочь.  Прежде всего я решил добраться до того места, которое в семье обговаривалось в качестве убежища на случай чрезвычайной ситуации и находилось в пригороде.  По дороге я случайно встретился с моим одноклассником по фамилии Накамура, который тоже был мобилизован на работу на том же заводе.  Он направлялся к своим родственникам и предложил мне идти вместе.

Квартал Митаки-тё располагался ближе к горам, поэтому разрушения здесь были небольшими, и ограничивались выбитыми стеклами. 
Родственницей оказалась старенькая бабушка, которая стала беспрестанно повторять: «Спаслись! Как хорошо! Как Хорошо!» Она дала рисовый колобок «омусуби», но у меня совсем не было аппетита и я не мог есть.  С этого времени я начал чувствовать боль, и обратил внимание, что мое тело стало не таким, как обычно.  Все места, которые не были прикрыты одеждой, покрылись сплошными ожогами, повсюду были огромные волдыри, в которых с шумом перекатывалась жидкость.  У меня не было шапки, поэтому голова также покрылась ожогами и сильно болела.  Говорят, что, если обожжено более трети поверхности тела, то выжить невозможно, но мне кажется, что у меня были более значительные ожоги.

Думаю, незадолго до полудня начался дождь.  Для моего тела, которое все горело как в огне, дождь принес облегчение и я некоторое время стоял под каплями дождя.  Приглядевшись к дождевой воде, я обратил внимание, что она блестела как масло.  Тогда я не понимал еще, что это значит, а теперь я думаю, что это и был тот самый «черный дождь», который нес в себе радиоактивные вещества.

Потом я опять направился в школу, которая являлась местом прибежища для пострадавших в деревне Ясу-мура (сейчас она находится в районе Асаминами-ку в Хиросиме), я попрощался с Накамурой и продолжил свой путь.  Тело нестерпимо жгло, поэтому я взял на придорожном поле огурец, выдавил сок и протер им ожоги.  Потом пошел опять.
Наконец, я добрался до школы.  Там был развернут пункт медицинской помощи, а пострадавшие лежали вповалку на земле, напоминая тушки тунца, сложенные рядами.  Там меня впервые осмотрели, но лечение заключалось лишь в протирании пораженных частей тела растительным маслом.  Школа была переполнена пострадавшими, поэтому было выделено еще одно место.  Когда нас перевозили, я каким-то чудесным образом смог встретиться с моей старшей сестрой по имени Цуруэ.  В момент взрыва она находилась дома.  У нее была рана на голове, и она ходила забинтованная.  Наконец-то, я смог встретить кого-то из родственников и сразу успокоился, подумав: «Я все таки не один!» От сестры я также услышал, что мать тоже жива и мы направились к матери.  Мать, в момент взрыва находившаяся в садике около дома, получила раны на ноге и голове.  Потом мы смогли там же встретиться с еще одной сестрой, которая в момент взрыва была на работе в сберегательной кассе.
Там же в деревне Ясу-мура меня застало окончание войны.  Я помню, что испытал облегчение: «Все, теперь не надо идти на войну!» Я провел в деревне Ясу-мура две недели, потом перебрался в дом родственников отца в деревне Гоно-мура в уезде Таката-гун (современный город Акитаката-си). 
Мое состояние стремительно ухудшалось.  Начали поговаривать, что я долго не протяну.  В деревню Гоно-мура периодически приезжал врач, поэтому на большой тележке меня отвезли, чтобы показать ему.  Там я впервые получил белую мазь для лечения ожогов и более или менее нормальное лечение.  Ожоги были сильными, невозможно было снять одежду и ее приходилось разрезать ножницами.  Поднялась высокая температура, самостоятельно не мог ходить в туалет и приходилось пользоваться чьей-то помощью.  Мать, превозмогая боль своих ран, выхаживала меня – младшего ребенка и единственного сына.  Я помню, как она ночами сидела около меня с веером и обмахивала приговаривая: «Наверное, тебе жарко! Наверное, тебе жарко!» Во время лечения ожогов также часто шла носом кровь.  Бывало, что кровотечение не останавливалось и приходилось просить врача сделать укол, чтобы остановить кровь.
Постепенно я стал поправляться и ходить в школу на новом месте.  В этой школе было еще трое учеников, которые после бомбардировки приехали из разных мест в Хиросиме.
Примерно в сентябре, мне очень сильно захотелось посмотреть, что из себя представляет Хиросима, и я один на автобусе поехал в город.  Недалеко от того места, где был мой дом, соседи построили небольшой сарай и жили в нем.  Я смог поговорить с ними и выслушать их рассказ.  Я также еще обратил внимание, что в нескольких местах стояли такие же небольшие сарайчики, едва позволяющие спастись от дождя и непогоды.  Потом я направился на завод «Ниссан дзидося», где я находился в момент взрыва, и неожиданно встретил директора завода.  Он окликнул меня: «Ты не заболел тогда?» Я смог поговорить с ним.  Он сказал, что у одной из работниц администрации, находившейся в кабинете, взрывом выбило глаза, и меня на мгновение охватил страх, потому что незадолго до взрыва я находился в том же помещении.  С 40 моими одноклассниками, которые работали на том же заводе, я потом не встречался.  Поэтому не знаю, кто остался жив, а кто - нет.

●Возвращение к жизни
Через 2-3 года пришлось опять вернуться в Хиросиму, потому что в деревне нельзя было найти работу.  Мой послужной список не был очень впечатляющим, поэтому пришлось попотеть в поисках работы.  Чтобы прокормить себя, работал разносчиком газет, на стройке, но как-то продержался.

В 23 года я решил жениться.  Я не хотел ничего скрывать от будущей жены, поэтому рассказал ей все, что было во время бомбардировки.  Жена, зная все, дала свое согласие выйти замуж.  В те времена в газетах много писали о наследственных заболеваниях людей, которые попали под бомбардировку, я старался сделать так, чтобы она не обращала на это внимание.  В 27 лет у меня родился первый сын, в том же году по рекомендации брата жены меня взяли на завод «Тоё когё» (Современная фирма «Мазда»).  До этого я сменил много мест работы, но брат жены посоветовал мне с особым вниманием отнестись к этой возможности.  И я решил постараться на благо моих детей и пошел на эту работу.

●Боязнь за свое здоровье
Разговаривая со своими товарищами, работавшими в ночную смену, я понял, среди них есть еще один, кто попал под бомбардировку около моста Аиои-баси.  Причем он был почти в самом эпицентре.  Послушав его, я очень удивился.  Ему пришло приглашение из ABCC (Комиссия по изучению последствий атомной бомбардировки) провести обследование состояния его здоровья.  Он тоже был пострадавшим от бомбардировки, поэтому мы могли откровенно разговаривать обо всем, что беспокоило нас.  Состояние его здоровья было очень неважным, и он попал в больницу.  Потом один раз вернулся на работу, но в конце концов умер в возрасте 50 лет.  Я тоже постоянно испытывал беспокойство за свое здоровье, и считаю почти чудом, что дожил до настоящего времени.  Я доработал до 55 лет, после чего ушел на пенсию.

●Размышления о мире
Я могу сказать, что побудило меня рассказать о том, что я видел во время бомбардировки.  С возрастом силы покидают меня, одновременно усиливается желание донести все пережитое мной до нашей молодежи и будущих поколений.  Нынешняя молодежь может не беспокоиться, что ее отправят на войну, и может свободно заниматься тем, чем захочет.  Надо, чтобы молодежь хоть немного поняла, что 64 года назад реально произошло то, что сейчас трудно себе представить.  Надо сказать ей то, что думали люди, которые потеряли свои жизни, чтобы молодежь поняла к чему стремились люди, жившие одним поколением раньше.

Кроме того, это надо, чтобы никогда не повторилось то, что мне пришлось испытать.  Я могу пожелать молодому поколению активнее участвовать в движении за мир во имя ликвидации ядерного оружия.  Сама мысль о том, что кто-то может испытать нечто похожее, должна вызывать боль и страх.  Я хочу, чтобы еще при моей жизни мир стал свободным от ядерного оружия.