●Жизнь до атомной бомбардировки
Мне тогда было 17 лет.  Мы жили втроем с матерью и старшей сестрой в квартале Мисаса Хоммати 3-тёмэ (современный Ниси-ку, Хиросима).  Отец мой умер.  У меня также было 3 брата, старший из которых женился и уехал жить в другое место, а два других были призваны в армию и находились в префектуре Ямагути.

В то время я работала в общем отделе Центральной радиовещательной корпорации Хиросимы.  Эта фирма располагалась в районе Ками Нагарэкава-тё (современный Нобори-тё, Нака-ку).  Большинство домов вокруг были разобраны из военных соображений, и все пространство представляло собой большую открытую площадку.  Радиостанция транслировала много передач по заказу армии, поэтому вполне могла стать целью во время воздушного налета и все окна были плотно заделаны.  Это мне хорошо запомнилось.

●Шестое августа
Утром этого дня постоянно повторялись сигналы воздушной тревоги, поэтому длительное время я не могла выйти из дома и появилась на работе позднее, чем обычно.  Думаю, что было уже около 8 утра, когда я смогла появиться на радио.  Как всегда, вместе с другими работниками мы начали заниматься уборкой помещения.  Когда я вошла в кабинет директора радиостанции, который приходилось убирать мне, во дворе раздался женский голос: «В небе показался Б-29».  Я обратила внимание на эти слова и хотела подойти к окну, но в этот момент за окном все озарилось светом от яркой вспышки.  Она была более резкой, чем вспышка спички, когда ей чиркаешь о коробок.  Свет был красного цвета.  Я бросилась на пол, зажав глаза и уши руками.  Тогда нас учили делать так, когда взрывается бомба.  В мертвой тишине я ощутила, что как будто оказалась в невесомости.  Во всем теле возникло необычное ощущение, как будто его все расцарапали.  Хотя не могу сказать, что это было больно.  Тем не менее, мне даже подумалось, что сейчас я умру.  Тогда я сразу не обратила на это внимание, но превратившееся в мелкую крошку стекло впилось мне в кожу во многих местах на лице и на правой руке.  Все тело было в крови.  В правой щеке осколки стекла остаются и по сей день.

Некоторое время я была в шоке и лежала неподвижно, потом в коридоре послышались слабые голоса.  В кабинете было темно и ничего не было видно.  Мне хотелось любым способом выбраться на улицу, я пошла на звук голосов и уперлась в чью-то спину.  Я подумала, что лучше бы пойти с ним вместе, и осознала, что я еще жива.  Я крепко ухватилась за его ремень на поясе и, наконец, добралась до выхода.  У выхода собралось довольно много людей, которые пытались открыть тяжелую дверь.  Открыв ее, все выбрались наружу.  Было темно, как в сумерках.  С неба беспорядочно падали обломки, выброшенные взрывом.  У людей, выбравшихся из здания радиостанции, были черные лица, волосы стояли торчком, все были перепачканы кровью.  Одежда висела клочьями.  Невозможно было узнать человека, не услышав его голос. 
Мы все думали, что бомба попала прямо в радиостанцию и сильно ее разрушила.  Недалеко от радиостанции находилось здание газеты «Тюгоку симбун».  В нем также размешался наш информационный отдел, через который поступала информация для передач, поэтому вместе с 2 - 3 другими сотрудницами общего отдела мы решили пойти туда и покинули наше здание.  Тогда мы впервые поняли, что зона разрушений далеко не ограничивается радиостанцией.  Соседние здания все лежали в развалинах, тут и там поднимались языки пламени.  Из окна представительства радиостанции на 5-6 этажах здания газеты тоже с огромной силой вырывались языки пламени.  Поэтому мы решили идти дальше в парк «Сюккэйэн», располагавшийся неподалеку.  Я изо всех сил старалась убежать от обжигающих языков пламени, от криков людей, оказавшихся под завалами, от людей, искавших своих родственников, но это было почти невозможно.

В парке «Сюккэйэн» собралось большое количество людей.  Мы пересекли озеро на территории парка и вышли на берег реки Кёбаси-гава.  Потом в парке одно за другим начали загораться деревья, и языки огня стали достигать берега реки, где находились мы.  Наконец, с сильным треском загорелась огромная сосна, находившаяся на самом берегу реки.  Мы попрыгали в воду и стали наблюдать за ситуацией, стоя по грудь в воде.  В это время начал гореть квартал Осуга-тё, находившийся на противоположном берегу реки.  Огонь разлетался во все стороны.  Пожар не утихал ни на противоположном берегу, ни с нашей стороны, поэтому наши неоднократные попытки выбраться из реки не имели успеха, и нам постоянно приходилось возвращаться обратно. 

Огромное количество людей спасалось на насыпи вдоль реки, поэтому по ее берегам людей было так много, что не было места сесть.  Поблизости располагались армейские казармы, поэтому, наверное, здесь было много солдат.  У них у всех на голове оставался круглый островок волос, похожий на тарелку, наверное, от головных уборов, а остальное тело полностью обгорело, и они тихо страдали.  Была также мать, сжимавшая в руках ребенка, у которой вся верхняя часть тела была в лохмотьях.  Мне показалось, что ребенок был уже мертв. 

От обгоревших и раненых людей слышались нескончаемые мольбы: «Дайте воды.  Принесите попить!!» Хотя были также люди, которые кричали: «Нельзя пить!!» Многие люди больше не могли выносить страданий от многочисленных ран и ожогов, и бросались в реку.  Большая часть этих людей не появлялась на поверхности, и они уносились течением.  Сверху течение также приносило мертвые тела, и скоро вся река от берега до берега оказалась заполнена ими.  Когда мы находились в воде, мимо один за другим проплывали тела, и мы руками направляли их дальше по течению.  В этот момент мы были настолько заняты этим, что нам даже не приходила в голову мысль, что это просто ужасно.  Я своими глазами видела более жуткие сцены, чем изображаются на картинах ада.

Пожар был сильным и мы не могли двинуться с нашего места, поэтому мы провели день на насыпи на берегу реки около парка «Сюккэйэн».  Примерно на закате прибыла лодка, которая занималась поиском сотрудников радиостанции.  Нам было предписано отправиться во временный медицинский пункт на плацу с восточной стороны реки, поэтому нас перевезли нас на песчаный берег на противоположной стороне реки.  Я очень беспокоилась о судьбе матери, которая осталась дома одна, поэтому я сказала, что хочу вернуться домой и не пойду во временный медицинский пункт.  Однако другие сотрудники стали отговаривать.  Они говорили мне: «Прекрати и думать о возращении в город».  Квартал Мисаса-хоммати, где был мой дом, находился в западной части города Хиросима, поэтому, чтобы добраться до него, необходимо было пройти через полыхавшие кварталы.  Все были против моих намерений, поэтому я сказала, что пойду со всеми, но воспользовавшись возможностью, отделилась от общей группы.  Услышав голоса тех, кто увидел, что меня нет и начал звать меня, я прокричала в ответ: «Простите!» и одна решила добираться до дома. 

●Путь до дома
Отделившись от остальных сотрудников радиостанции, я пришла к мосту Токива хаси, который соединяет берега реки Кёбаси-гава.  С западной стороны моста из квартала Хакусима один за другим по мосту брели раненые люди.  В противоположном направлении не шел никто.  В этот момент я встретилась с двумя железнодорожниками, которые также хотели перебраться на ту сторону.  Они направлялись к станции Ёкогава, и я попросила их: «Возьмите меня с собой».  Но они ответили отказом, сказав: «Мы сами не знаем, пойдем или нет, поэтому не можем взять тебя с собой.  Лучше иди в госпиталь».  Однако я не послушалась и тайком стала идти в 4 - 5 метрах за ними.  Когда они останавливались посмотреть на полыхавшее пожарище, я тоже останавливалась, а потом опять их догоняла.  Я все время следовала за ними, поэтому в конце они стали знаками указывать мне дорогу и говорить: «Иди там, где мы прошли». 

Мы шли, стараясь избежать пожаров, прошли рядом с больницей Тэнсин-бёин и добрались до моста Мисаса-баси.  По обе стороны моста плотно сидели раненые солдаты.  Буквально ступить было некуда.  Все они, наверное, были из состава двух подразделений, расквартированных поблизости.  Они стонали, а их лица были полны страданием.  Я с трудом перебралась на другую сторону моста, стараясь не наступить на кого-нибудь.  Я вышла к железной дороге и пошла по рельсам.  Они вывели меня к станции Ёкогава.  Здесь я простилась с железнодорожниками.  Я помню, на прощание они сказали: «Будь осторожна.   Иди домой!»

●Встреча с мамой
Оставшись одна, я пошла пешком к дому в Мисаса.  На улице было уже темно, по обеим сторонам дороги еще догорали пожарища, и поднимался сильный дым.  Мне надо было бежать и выбирать обходные пути.  Мой дом фасадом выходил на улицу, на которую можно было выйти, если идти сначала от Ёкогава к Мисаса, а затем выйти на улицу, ведущую на север.  Когда я добралась, дом уже сгорел, но мне удалось найти мать, которая стояла на дороге недалеко.  Мы радовались, что обе были живы, я обняла мать, и мы расплакались. 

Мама в момент взрыва бомбы сидела на втором этаже перед зеркалом.  Комнаты на втором этаже обрушились внутрь, но комната, в которой была мама, была угловой и каким-то образом уцелела.  Лестница в доме также обрушилась, поэтому ей помогли спуститься по стремянке.

До обеда дом оставался в разрушенном состоянии, но потом пожар стал постепенно приближаться, и после обеда дом тоже был охвачен огнем.  Мама расказывала, что перед тем, как дом загорелся, решила хотя бы забрать одеяло и выбросила его наружу, но его подобрал кто-то из проходивших людей и забрал себе.  Во дворе дома было небольшое укрытие на случай бомбардировки, и там хранились одежда и ценные вещи.  Огонь добрался до этого места, и все сгорело.  Около дома протекал небольшой ручей.  Мама попыталась черпать воду ведром и тушить пожар, но быстро вычерпала всю воду и получила сама сильные ожоги.  Соседи советовали ей бежать в сторону Митаки, но она очень беспокоилась обо мне и моей старшей сестре и осталась.  Пока горел дом, она перебралась на поле с противоположной стороны дороги и стала ждать возвращения дочерей.

Ночь этого дня мы провели вдвоем под открытым небом в поле.  По дороге мимо дома ночью шли люди из города, а навстречу им отряды спасателей.  Мы смотрели на них, думая о том, что делать дальше.  Ночью мы получили от спасателей рисовые колобки онигири и съели их.  Спали или не спали, не помню.  Начало светать.

●Поиски сестры
Седьмого числа поток людей не прекратился, но сестра, которую звали Эмико, все не возвращалась.  Мать очень беспокоилась о ней.  Повторяла: «Что с ней, неужели она погибла?» и стала плакать.  Я не могла смотреть на мать, поэтому на следующий день, восьмого числа, отправилась на поиски сестры вместе с ее подругой, которая жила недалеко.  Здесь я опять увидела ад.

Сестра работала на центральной телефонной станции, располагавшейся в районе Симонакан-тё (современный Фукуро-мати, Нака-ку).  Я от станции Ёкогава прошла район Токаити-мати (современный Токаити-мати 1-тёмэ) и пошла вдоль трамвайных путей.  Пожарища еще не начали разбирать, поэтому можно было с трудом пробираться только по широким дорогам, таким как трамвайные пути.  Везде лежали мертвые тела, и надо было быть предельно внимательной, чтобы не наступить на них.  В районе Тэрамати (современный центральный округ Нака-ку) я увидела мертвую лошадь, которая сильно раздулась и напоминала шар.  В районе Токаити также видела стоящего без движения человека, расставившего в стороны руки и обгоревшего до черноты.  Я очень удивилась и подошла поблюже, но оказалось, что он умер стоя.  Тут и там в резервуарах для воды на случай пожара лежало вперемешку по нескольку человек, с головой забравшись внутрь.  По бокам дороги лежали тела людей, в некоторых из которых еще теплилась жизнь.  Умирающие стонали и просили: «Воды! Воды!» Здоровых людей не было ни одного.  У всех сгорела одежда, тело вспухло и было покрыто ожогами.  Они напоминали черные игрушки.  Если бы среди них была сестра, то найти ее было бы невозможно.  Обходя мертвые тела, мы пересекли мост Аиои-хаси и прошли в квартал Камия-тё (совреиенный Нака-ку), но далее идти уже не смогли.  Мы вернулись в Мисаса.  Я подумала, что сестры уже нет в живых.

Однако через неделю после взрыва сестра вернулась.  Во время взрыва она была на телефонной странции и была сильно ранена.  Она бежала в сторону горы Хидзияма, а затем была вывезена в район Кайтаити-тё в уезде Аки-гун (современный район Кайта-тё) и была помещена во временный госпиталь.  Там она провела неделю, когда однажды увидела грузовик, направляющийся в центр города Хиросимы на спасательные работы, и попросила взять её с собой.  Сначала ей отказали и сказали, что не берут с собой тяжелораненных.  Однако она думала только о возвращении и, улучшив момент, забралась в кузов грузовика.  Ее довезли до Токаити.  Потом сестра потихоньку дошла от Токаити до дома.  Ее одежда была вся в лохмотьях, все тело было в крови, на правой и левой ноге была разная обувь.  Если бы ее увидел человек, который не знал, что случилось, то он бы подумал, что она просто не в себе.  Наш дом сгорел, поэтому сестре разрешили поспать в доме друзей матери.  Она сразу впала в глубокое забытьё и некоторое время находилась между жизнью и смертью.

●Болезнь сестры
По всей спине у сестры осколки стекла впились в тело.  На руке появились сильные уплотнения.  Я каждый день иглой выковыривала из спины осколки стекла, но раны продолжали сочиться.  В семье, приютившей нас, дочь тоже попала под бомбардировку и погибла.  Пребывание в этом доме стало казаться нам неудобным, поэтому мы решили вернуться на пепелище своего дома.  Приехал самый старший брат, собрал на развалинах обгоревшие доски и сделал из них небольшой сарайчик, в котором только и можно было спастись от дождя и непогоды.  Мы перебрались туда и продолжали выхаживать сестру.  Она продолжала все время оставаться в забытьи и не могла ходить во временный госпиталь.  У кого-то мы раздобыли немного мази, но нормальное лечение обеспечить не могли.  У нее выпали все волосы, временами шла горлом кровь, и мы не один раз думали, что все кончено.  Мать каждый день ходила в горы и собирала зеленые листья растения хуттуния (докудами), которые заваривали прямо так и давали пить вместо зеленого чая.  Чай из зеленых листьев хуттунии имел очень неприятный запах, но мать говорила, что это лекарство для удаления яда из тела.  Не знаю, может благодаря этому, сестра начала поправляться.  Она пролежала, не вставая, три месяца, а потом пошла на поправку и даже смогла вернуться на свою работу.  Отсутствие волос скрывали платком и шапочкой.  На теле остались следы от ран, поэтому она не могла носить одежду с коротким рукавом.  Уплотнения на руках так и остались до сих пор.

●Жизнь после войны
Об окончании войны я узнала от других людей.  Услышав, что война кончилась, сначала даже толком не осознала этого.  С детских времен нас учили, что Япония никогда не будет побеждена.  Во время работы на радиостанции все разговоры были только о том, что мы побеждаем.  Ни разу не слышала, что мы проигрываем.  Однако, услышав, что на Нагасаки была сброшена такая же бомба, стала думать, что если еще будут сбрасываться такие бомбы, то лучше закончить войну.

Радиостанция больше не могла использовать свое здание в Ками Нагарэкава-тё и переехала на территорию завода «Тоё когё» в районе Футю-тё в уезде Аки-гун.  Я должна была ухаживать за сестрой, а завод «Тоё когё» находился далеко, и туда надо было добираться на поезде.  К тому же начали прибывать новые войска, и поползли слухи, что кого-то изнасиловали, поэтому я оставила работу на радиостанции.  Потом я проработала около года на расположенной недалеко фирме.  Потом еще на одной фирме, куда порекомендовал устроиться один уважаемый человек.  Затем вышла замуж.

Шестого и восьмого августа я ходила пешком по городу Хиросима, но не заболела серьезно.  Мне говорят, что болезнь обязательно проявит себя, но я сама никогда не говорю, что я боюсь заболеть.  Если я заболею, то тогда и буду думать о болезни, а сейчас я скорее больше думаю о том, что делать дальше.

●Размышления о мире
Прежде я не очень хотела говорить о бомбардировке.  Я каждый год хожу поклониться к памятникам жервам бомбардировки, но ни разу не ходила в парк «Сюккэйэн», где я спасалась шестого августа.  Сейчас «Сюккэйэн» превратился в прекрасный японский сад, но я не хочу туда идти, так как боюсь, что начну вспоминать события того дня, увидев круглый мост через озеро.  Если я начинаю вспоминать, то у меня накатываются слезы и слова застревают в горле.

Многие из тех, кто попал под бомбардировку, уже умерли.  Осталось мало тех, кто может рассказать о ней.  Мне тоже уже много лет.  Но и по сей день я ясно вижу тот ад, который пришлось пережить, и, рассказывая молодым людям свои воспоминания, мне хочется, чтобы они крепко-накрепко запомнили, что нельзя допустить повторного использования атомного оружия.  Мой внук, который учится в начальной школе, стал проявлять интерес к истории войны и мира и пришел ко мне с вопросом: «Бабушка, а это правда, что ты попала под бомбардировку?» Я сказала ему, что хочу, чтобы настало время, когда ни у кого не будет таких жутких воспоминаний.